Топологическая и темпоральная организация бытия

Топологическая (от греч. топос – место), или пространственная организация сущего означает, что любой материальный объект занимает определенное положение (“место”) по отношению к дру­гим объектам. Кроме того, каждый из них обладает какими-то раз­мерами – длиной, шириной, высотой. Отметим, что категория пространства обозначает соответствующие характеристики ин­дивидуальных объектов: “индивидуальное… само создает для себя свое пространство и свое время”. Иными словами, с этой точки зрения, в мире нет какого-то “всеобщего пространства”, а есть бес­конечное множество индивидуальных пространств.

Истоки этой концепции восходят к античной философии: так, у Демокрита в роли “чистого”, абсолютного пространства высту­пает “пустота”, в которой существуют (или не существуют) атомы. В Новое время субстанциальная концепция была развита в физике Ньютона (правда, наряду с абсолютным пространством он ввел в свою теорию и понятие относительного пространства как протяженности конкретного тела).

В качестве одной из гипо­тез она существует и в современной физике: в ее роли выступает так называемая геометродинамика. Она, в частности, утверждает, что “в мире нет ничего, кроме пустого искривленного простран­ства. Вещество, заряд и другие поля являются лишь проявлением искривленности пространства”.

Вторая же концепция трактует пространство как специфичес­кие отношения между объектами. Согласно ей, пространство не обладает самостоятельным существованием, оно есть лишь особая характеристика материальных явлений. В этой концепции исчезновение мира вещей привело бы к исчезновению простран­ства…

Ее истоки также лежат в античной философии: Аристо­тель, например, развивает концепцию пространства как места, которое занимает вещь по отношению к другим вещам. В Новое время реляционная концепция находит яркое воплощение в фи­лософии Г. Лейбница, который неоднократно подчеркивал, что пространство есть порядок существования вещей и что “без материи нет и пространства”. И, наконец, свою физическую конк­ретизацию эти взгляды получили в известной теории относи­тельности Эйнштейна, согласно которой пространственные ха­рактеристики определяются спецификой материальных объек­тов (прежде всего, их массой и скоростью движения). Подчерк­нем также, что в современной науке преобладает реляционная трактовка пространства.

Ему противостоит внеш­нее, “отрицательное” пространство, чуждое племени, неблагопри­ятное для его жизни. По мере формирования межплеменных связей такие “простран­ственные оазисы” увеличиваются, пространство приобретает все более протяженный характер, стремится к непрерывности. Кроме того, постепенно возникает представление о разных уровнях про­странства – верхнем мире, где живут потусторонние силы, духи предков и тому подобное, и нижнем – мире реального человечес­кого бытия.

Развитие религиозных представлений закрепляет идею локальных и конечных пространств, каждое из которых на­ходится в ведении соответствующего бога. Переход же классового общества от политеизма к монотеизму приводит в итоге к форми­рованию представления о бесконечном пространстве как сфере бытия единого вселенского Бога.

Кроме того, в истории культуры наблюдался определенный сдвиг в художественном освоении пространства, зависящий от меры проникновения человека в пространство своего бытия и изменения мировоззренческих ориентаций. Например, П.А. Ф ло­ренский отмечал, что разным историческим эпохам и художественным стилям свойственно замечать и воспроизводить преимущественно ту или иную координату.

Так, в искусстве каменно­го века и Древнего Египта господствующей была длина; греческое искусство характеризуется равновесием длины и высоты; христи­анское искусство выдвинуло вертикаль и дало ей значительное преобладание; искусство Возрождения постепенно сделало гос­подствующей глубину, которая разрослась в безмерность. За пре­обладанием той или иной координаты видится духовное стремле­ние эпохи: к обычным реалиям жизни, к Богу, к глубинам челове­ческой личности…

Однако при всем многообразии трактовок реальное про­странство нашего мира обладает некоторыми стабильными свойствами – трехмерностью и изотропностью. Первое означает, что пространственные параметры любого объекта могут быть выражены с помощью трех осей координат. Второе же говорит о равенстве всех пространственных измерений вещи (ее высота, на­пример, ничем не “лучше”длины).

Вместе с тем в других физичес­ких мирах в принципе возможно существование 4,5 и так далее – мерных объектов. Вполне вероятно, что и наш мир не так прост: так, в физической теории суперполя пространство наделяется 9-ю или 10-ю измерениями. Правда, в макромире реализованы только три из них, остальные же как бы “свернуты” на уровне микромира. Таким образом, можно допустить, что трехмерность, а, возможно, и изотропность, – не абсолютная, а лишь относительная характе­ристика нашего пространства.

И, наконец, следует иметь в виду специфику пространственных свойств на разных структурных уровнях сущего, начиная с микро­мира и кончая нашей Вселенной. Поэтому в современной культуре обсуждается вопрос об особенностях пространства микромира, био­логического, социального и других пространств. Особое внимание должно быть уделено социальному пространству, которое, в част­ности, должно оцениваться не как абстрактная территория для про­живания, но как такая социально организованная среда, которая необходима для подлинно человеческого бытия людей.

Темпоральная (от лат. темпус – время), или временная органи­зация сущего понимается чаще всего как длительность существо­вания явления и порядок событий, происходящих с ним. Однако с этой точки зрения время выглядит какой-то внешней характерис­тикой вещи, навязанной ей определенными обстоятельствами (например, вращением Земли вокруг собственной оси и Солнца).

Время же для каждой вещи, а “времен столько, сколько вещей” (А.Ф. Лосев), есть следствие ее собственной динамики, действия внутренних законов развития. Поэтому под временем можно по­нимать дление – продолжительность сохранения объектом своих качеств в относительно неизменном состоянии. Деление вещей и явлений реального мира всегда ограничено, то есть конечно: все они имеют начало и конец своего бытия.

Или же, по крайнем мере, начало – тогда вопрос об их конце остается пока открытым (жизнь на Земле, существование человечества и др.). И лишь в отдельных случаях можно говорить о вечности, то есть о беско­нечном, вневременном существовании: так постулируется веч­ность Бога, Абсолютной идеи, материи – иными словами, некой неизменной субстанции. Часто говорят еще и о вечности всего мира, Универсума, но это все-таки скорее гипотеза, чем строго установленный факт (вопрос о начале мира вряд ли вообще мо­жет быть решен).

Дление, таким образом, есть темпоральная сущность вещи, а количественная длительность ее бытия в годах, днях, секундах и так далее – лишь ее внешнее, измеренное проявление. Не случайно еще в XVII в. английский теолог и математик И. Барроу (учитель Ньютона) определял время именно как “устойчивое пребывание вещи в своем бытии”. Как уже отмечалось, всякое сущее движется к небытию, но пока это сущее есть – есть и его время. “Мы сотканы из вещества времени, – отмечает известный писатель X. Борхес. Время – река, которая уносит меня, но эта река – я сам”.

В этом смысле время выступает основной характеристикой сущего, опре­деляющей бытие других его свойств. В самом деле, ведь и структу­ра сущего, и его динамика, и пространственные параметры и так далее существуют лишь до тех пор, пока длится это сущее. Поэто­му категории структуры, движения, развития, покоя, простран­ства и многие другие как бы центрированы на понятие “время”: они наполняются смыслом лишь тогда, когда эти свойства устойчиво пребывают в вещи, имеют время своего бытия.

Человеческие представления о времени неоднозначны, проти­воречивы и исторически подвижны. Во многом это объясняется спецификой самого времени – с одной стороны, оно невеществен­но, его нельзя обнаружить каким-то опытным путем; с другой сто­роны, каждый из нас знает, что оно существует и “чувствует” его. Не зря Августин Блаженный писал в своей “Исповеди” (400 г.), что он понимает, что такое время, пока его об этом не спрашивают, но становится в тупик, когда хочет дать ответ на этот вопрос. Сложность времени, его неуловимость, текучесть и в то же время постоянное его присутствие в бытии всякого сущего и вызывают его различные трактовки в истории культуры.

Прежде всего, в интерпретации времени также существуют субстанциальная и реляционная концепции. Для первой время – особая самостоятельная сущность, нечто вроде потока, реки, несу­щей с собой в будущее весь мир и человека. Прообраз этих взгля­дов возникает еще в античной философии, получает свое теорети­ческое воплощение в физике Ньютона и сохраняется до наших дней.

Так, советский физик Н. Козырев считал время “грандиоз­ным потоком, охватывающим все материальные системы Вселен­ной”, который может механически воздействовать на них. Для второй концепции время есть особое отношение между вещами и их состояниями, оно не может существовать вне вещей и явлений и зависит от их специфики (Аристотель, Лейбниц, Эйнштейн).

Далее, в трактовке времени и его структуры можно выделить также динамическую и статическую концепции. Первая возника­ет в глубокой древности (Гераклит) и признает “течение” времени, его необратимое движение вперед (“стрела времени”) К В этом процессе выделяются прошлое, настоящее и будущее. Прошлые события уже не существуют (но когда-то существовали), будущие еще не существуют (но, возможно, будут существовать). Реально же существует только настоящее.

Правда, его бытие почти неуло­вимо, очень эфемерно – в самом деле, ведь настоящее есть всего лишь мгновение (“точка времени”), в котором будущее переходит в прошлое. Эта неопределенность настоящего, его мимолетность издавна привлекала к себе внимание мыслителей. Так, еще Арис­тотель, исследуя природу “теперь”, делает вывод, что оно недели­мо и “едва существует”, но вместе с тем обеспечивает непрерыв­ность времени.

Августин Блаженный подчеркивал, что настоящее не имеет продолжительности, но лишь оно существует реально. Более того, следует, по его мнению, говорить не о прошлом, насто­ящем и будущем, а о “настоящем прошедшего” (оно дано нам в памяти), собственно настоящем (мы познаем его созерцанием) и “настоящем будущего” (для него у нас есть чаяние, упование, надежда). Дискуссии о фазах времени, их смысле и способе бытия продолжаются и в современной философии и науке.

Статическая концепция отрицает “течение” времени и рассмат­ривает все события временного многообразия как реально суще­ствующие. Нет никакой принципиальной разницы между событиями прошлого, настоящего и будущего: различие между ними при­мерно такое же, как между разными точками пространства. То есть они существуют всегда в едином пространственно-временном конти­нууме, а вещь, двигаясь по своей мировой линии, как бы “наталкива­ется” на различные события, встречается с ними.

Истоки этой кон­цепции можно обнаружить уже в философии элеатов, отрицавших процессы становления, а, следовательно, и течение времени (“всегда было то, что было, и всегда будет” – Мелисс). Дальнейшее развитие эта модель времени получила в религиозных учениях о разделении мира на две сферы: высшую, неподвластную времени, и низшую, где царствует время. Человек и все вещи, существующие внизу, движут­ся во времени от прошлого к будущему.

Боги же, живущие наверху и вне времени, могут охватить взглядом сразу и прошлое, и настоящее, и будущее земного мира, то есть эти времена присутствуют для них как бы одновременно. Позже статическая концепция времени была отброшена вместе со средневековой схоластикой и оказалась забы­той на долгие годы, в культуре воцарились динамические представления. Лишь в XX в. в философии и науке вновь появились работы, анализирующие статическую концепцию времени (например, анг­лийского философа Д. Мак-Таггарта).

В трактовке и оценке времени также прослеживается влияние социокультурных и личностных факторов. Так, для первобытного человека время осознавалось, главным образом, как “теперь”, как то, что происходит с ним и его ближайшим окружением именно сей­час; прошлое, настоящее и будущее почти не различаются им. В древних аграрных цивилизациях, зависящих от циклических событий природы (смена времен года, весенние разливы рек и так да­лее), и время трактуется преимущественно как цикл, вечный круго­ворот.

Фазы времени хотя и выделяются человеком, но различие между ними довольно относительно: прошлое может вновь стать настоящим, мир рано или поздно повторяет свои состояния. В сред­ние века под влиянием христианской идеологии формируется уже четкое представление о движении мира от прошлого к будущему (“начало” и “конец” мира) и об основных состояниях времени – про­шлом, настоящем и будущем. Эта идея линейного времени закреп­ляется в эпоху машинной цивилизации, ориентированной на по­стоянный прогресс, на будущее. Здесь же окончательно осознается необратимость времени и его непреложная власть над человеком, невозможность, в отличие от пространства, его “покорения”.

Очевидно, что категория времени обладает огромной мировоз­зренческой ценностью для человека. Можно даже сказать, что время несравненно важнее для него, чем все другие онтические свойства. В самом деле, топологические характеристики сущего, например, в значительной степени “безразличны”для жизни человека, они не оказы­вают на нее определяющего влияния ( человек может одинаково су­ществовать в Китае или в Америке, жить в селе или в городе и т.п.).

Иначе обстоит дело со временем: никто из нас не может “выпрыгнуть” за пределы своего времени, замедлить или продлить свое бы­тие. И когда человек осмысливает свое бессилие перед временем, то проблема времени превращается для него из абстрактной философ­ской темы в “основную проблему человеческого существования, про­блему человеческой судьбы” (Н.А. Бердяев), зачастую наполняя его “метафизической дрожью”.

Действительно, человек по своей приро­де стремится вечно длиться в своем существовании. И для него поэто­му жизненно важно именно его, индивидуальное время, а не внешнее, физическое, “равнодушное” к нему. Человека не может утешить зна­ние того, что материя не исчезает, а лишь превращается из одной фор­мы в другую, и что мир будет и дальше существовать во времени. “Мое время должно длиться бесконечно!” – вот его девиз.

Но, увы, (а, может, и к счастью?) – вечность не наш удел. Пони­мая это, человек отождествляет течение времени со своим движе­нием к смерти, воспринимает его как трагическую, противоесте­ственную реальность. Поэтому с давних пор человечество пытает­ся найти для себя выход из этого тупика. Мы знаем, что скорее всего реального решения этой проблемы не существует – человек вряд ли станет когда-нибудь бессмертным.

И тем не менее, как уже отмечалось выше, вся культура ищет и предлагает ему различные варианты “компенсации” неизбежного земного конца. Так или иначе, но решать для себя эту трагическую проблему предстоит каждому человеку, и право выбора за ним. Но, по крайней мере, одно представляется бесспорным – мы должны научиться ценить свое время, ибо оно невосполнимо…